А единороги будут? - стр. 24
Короче, я – сильная, смелая, но на голову…
– Леди, время ужинать! – Рикиши, как–то неожиданно оказался возле моего кресла и подал руку. Когда мои пальцы оказались на его ладони, меня вновь прошибло сначала разрядом, а потом…
«Вынесу, выстою, песню свою спою, но не с тобою вдвоём».
Жизнь – боль! Не хочу я с кем–то другим песни петь. Хочу конкретно этого и все тут. Сейчас прямо хочу! Вот здесь, на кресле… Дернуть на себя, завалить, стянуть с себя эту проклятую нижнюю юбку и панталошки с кружавчиками. Мне же каждую ночь снится это тело… без камзола и рубашки. А часто и без штанов. Иногда я просыпаюсь от свиста плетки в ушах, но обычно вижу перед собой его губы и глаза, в которых сверкает уверенность в своей неотразимости, но в глубине прячутся сомнения. Я видела, я знаю… Прячутся.
А вообще, я же даже не влюблена. Для этого надо знать человека, а мы, хотя и проводим вместе все время, по сути совершенно незнакомы. Так что… Завтра качну белым крылом и вперед, улечу в академию или в свой мир.
Главное, все эти мысли и желания промелькнули у меня в голове за секунды… За те секунды, что я, глядя в карие глаза, плавилась от жара внутри меня. Но мне вновь удалось успокоиться и прошествовать на ужин, подражая величественной походке пожилой леди.
– Кстати, а кто та дама, что осчастливила нас своим присутствием? – поинтересовалась я у Рикиши, отодвигая тарелку с салатом.
– Леди Августа, – произнес мой скрытный информатор и не добавил больше никаких подробностей.
Правда, учитывая наличие некоторого сходства, я решила, что это мать Марими. Было у этих леди нечто общее в осанке, в чертах лица, в движениях. Страшно подумать, сколько этой Августе, если она выглядит лет на шестьдесят–семьдесят. Когда еще более–менее можно себе позволить пободриться, но недолго. И морщинки на лице скрывать уже бесполезно – скорее они придают определенный шарм. То есть возраст, когда женщина смиряется с тем, что она бабушка, но еще не готова стать милой старушкой.
– Спокойной ночи, леди! Завтра мы не увидимся уже…
В голосе Рикиши звучит грусть, причем, как обычно, все искреннее, настолько, что хочется верить. И я верю. «Грустно ли весело, не будем вместе мы…»
– Откуда ты знаешь ту песню… последнюю?
– Ее часто напевала одна леди. Та, что жила здесь до вас.
Я замерла, пытаясь осознать только что услышанное.
– То есть… Вы уже не в первый раз проворачиваете подобное?!
– Второй, – Рикиши кинул быстрый взгляд на меня и уставился в угол комнаты.
– И ее тоже учил ты?
Вау! Судя по неконтролируемому гневу, я не просто ревную. Я в бешенстве. Учил, соблазнял, гулял с ней по городу, играл на своей арфороялине. Сейчас прольется чья–то кровь!