90-е: Шоу должно продолжаться – 11 - стр. 19

– Конечно, – усмехнулся я. – Куда же я без камеры-то?

– У меня просто мама сегодня на дежурстве, а она очень хотела посмотреть наше выступление, – Астарот сказал это с таким простодушно-победным видом, что стало понятно, что он ждет какой-то определенной реакции.

– Твоя мама?! – воскликнул Бельфегор и даже подался вперед и влез между передними сидениями. – Она хотела посмотреть? Да она же все нам все время говорила, что мы фигней страдаем!

– Она так и считала, – хмыкнул Астарот. – Пока по радио нашу песню не услышала. Прикинь, позвонила мне, такая. И не наорать, как обычно, а участливо так расспрашивала, что да как.

– У меня такое впечатление, что это радио нам просто… ну… жизнь поменяло, что ли, – сказал Кирилл.

– Ага, никогда не думала даже, что это вот прямо так важно, – сказала Надя. – У меня отец тоже слышал. Спросил, в этой ли группе я пою. Ничего не сказал потом, кивнул. Но для него это уже дофига! Можно считать, что поздравительный торт купил.

– Блин, я все время забываю, что ты еще в школе учишься! – воскликнул Бельфегор. – А на гастроли тебя папа как вообще отпускает?

Надя многозначительно закатила глаза и слегка пожала плечами. Мол, а что, может быть как-то по-другому вообще?

А я подумал, что здесь, в девяностых, дети вообще как-то раньше взрослеют. Не сказать, правда, что от хорошей жизни. Скорее уж, по необходимости. По родителям эпоха перемен ударила куда сильнее. Это в глазах взрослых я здесь видел беспомощность выброшенных на берег рыб. А подросткам было нормально. Рухнула страна, и под ее обломками оказались погребены родительские планы на их жизнь и светлое будущее? Да и ладно, не очень-то и хотелось… Реальность встала на уши, хорошо и плохо поменялись местами? Пофиг. Мы меняемся, и мир меняется.

Мои однокашники частенько сетовали, что, мол, дети в две тысячи двадцатых – беспомощные нежные снежинки. Типа, вот у нас в их годы вокруг грохотали лихие девяностые, родителям на нас было пофиг, а мы все были – эгегей! Адаптировались к меняющимся временам, крутились, не боялись ни черта.

А может как раз в этом дело? Адаптируются к тому, что есть. Здесь, в девяностых, отращивают клыки и тренируют деловую хватку. Там, в две тысячи двадцатых, культивируют беспомощность, чтобы родители, двинутые на заботе и опеке своих чад, могли почувствовать свою нужность и незаменимость.

– Это нам отсюда таскать? – заныл Бельфегор, когда увидел, где я припарковался. Социалистический был перекрыт, а вся парковка театра драмы была уже забита.

– Как быстро к хорошему-то привыкаешь, да? – усмехнулся я. – Помнишь, как мы твой поливокс от завода до «Фазенды» зимой тащили?