8 марта, зараза! - стр. 20
– Но… – дрожа, всё-таки осмеливаюсь возразить я, – из-за него пострадали мои родители. Это неуважение к ним.
Асхадов хмыкает, обливает меня ледяным презрением, его низкий голос полон ехидной насмешки:
– Только щадя ваши дочерние чувства, Алла, скажу – ни мне, ни Русу не за что уважать вашего отца.
– Он – мой отец. Какой есть! – закипаю я. – Это наша свадьба. Вы должны прислушиваться и к моему мнению!
Выпаливаю это – и мне становится страшно: он же сейчас со мной что угодно сделает! Изобьёт, изнасилует, с землёй смешает! Жмурюсь от ужаса, который накатывает липкой волной.
Но Асхадов не сдвигается с места и на миллиметр, только усмехается – жутко так, цинично, без капли жалости:
– Алла, усвойте сразу, – спокойно, чуть устало и несколько досадливо произносит он, – вы – вещь. Дорогостоящая высокобюджетная вещь. А я, знаете ли, не привык интересоваться мнением своих запонок или стула. И почему ещё здесь? Бегом одеваться! И лучше не злить меня – не понравится. – Бросает всё это, как подачку нищему, разворачивается и уходит, но чуть замедляя шаг, оборачивается и говорит: – Алла, на всё – час! Через час я выволоку вас из этого дома, в чём застану.
Я стою, ловлю ртом воздух и глушу истерику. На автомате добираюсь до своей, вернее, выделенной мне комнаты, падаю на кровать и смотрю в потолок. Внутри такая пустота, что я даже не могу плакать.
Меня посещает мысль послать Асхадова с его помощью куда подальше и уйти. Держать он не станет – я уверена. Искать тоже. Но и помогать ещё раз – скорее всего – не будет.
Он ведь и так почти навязался со своей помощью. Мог бы не приходить и не спасать.
Да и куда я уйду? В родительскую разгромленную квартиру? Попрошусь к тёте Софе? Куда? Сейчас я одна в целом мире. И отвергать помощь Асхадова было бы глупо. Тем более – если отбросить эмоции – ведёт он себя почти благородно: не пристаёт… А ведь мог бы потребовать за долги оплату телом…
И…
Думая об этом, вспыхиваю, как спичка. И понимаю, что всё это время лишь силой воли гнала от себя мысли о нём, как о мужчине. Потому что если начну…ооо…
А ведь скоро – если не стану дурить и пытаться взбрыкнуть, отказаться от помощи – мы станем мужем и женой. И мне будет сколько угодно позволено не только думать о нём в таком ключе, но и…
Интересно, а в постели он такой же – жёсткий и ледяной? Или под этой толщей льда кипит лава?
Я загадываю: пусть будет жестковатый и горячий.
Густо краснею. Зато мысли с обидных переползают на фривольные. Это приподнимает мне настроение.
Вспоминанию, что Людмила Васильевна просила меня разморозить Асхадова. Значит, шанс есть. И я постараюсь сделать всё, чтобы им воспользоваться.