50 знаменитых самоубийц - стр. 65
Болезнь у него начала развиваться еще в отрочестве: весной без видимых причин возникали депрессии, тоска с переживанием собственной измененности, идеями вины и суицидальными мыслями. Ближе к осени, также без внешних причин, настроение выравнивалось и становилось радужным, появлялось стремление к деятельности, общению, новым впечатлениям. Люди, видевшие Гаршина в обоих полюсах его болезни, говорили, что это – два совершенно разных человека. Однако и по длительности, и по глубине изначально преобладали депрессии, и именно они стали определяющими впоследствии.
В семнадцать лет у него случился первый по-настоящему серьезный приступ болезни. «…Разыгралась страшная гроза, – вспоминал он позднее. – Мне казалось, что буря снесет весь дом, в котором я тогда жил. И вот, чтобы воспрепятствовать этому, я открыл окно, – моя комната находилась в верхнем этаже, – взял палку и приложил один ее конец к крыше, а другой – к своей груди, чтобы мое тело образовало громоотвод и, таким образом, спасло все здание со всеми его обитателями от гибели». Кто-то строит иллюзии, что он властитель мира и вершитель чужих судеб, а кто-то жертвует своей жизнью ради спасения человечества и победы над мировым злом. В сущности, Всеволод Гаршин относился ко второй категории.
Болезнь развивалась, и Всеволод погрузился в экстатические переживания постижения «высшего знания, Вселенского закона»: «…я почувствовал себя переродившимся. Чувства стали острее, мозг работает, как никогда. Что прежде достигалось длинным путем умозаключений и догадок, теперь я познаю интуитивно. Я достиг реально того, что выработано философией. Я переживаю самим собою великие идеи о том, что пространство и время – суть фикции. Я живу во всех веках. Я живу без пространства, везде или нигде, как хотите…».
Через много лет Гаршин напишет страшный рассказ (или сказку) «Красный цветок», где изнутри покажет процесс нарастания безумия и распада сознания, притом настолько точно, что в психиатрии это творение с восхищением признают медицински точным клиническим описанием. Писатель и критик Н. К. Михайловский довольно язвительно прокомментировал это заявление медиков: «Мы, читатели, были, конечно, обрадованы и даже как будто польщены таким отзывом специалиста об одном из наших любимцев… Но… для нас «Красный цветок» не только психиатрический этюд, а вместе с тем все-таки беллетристика и именно сказка, то есть нечто такое, в чем надо искать аллегории, подкладки чего-то большого, общежитейского, не вмещающегося в рамки той или другой специальной науки…»