47 - стр. 2
Было 20:00. На календаре красовалась цифра 16.
«Шестнадцатое сентября безвозвратно пролетело, – подумал я. – Сегодня меня уже ничто не ждет. Нет ни дел, ни звонков, никакой занятости… Господи, неужели это и есть моя жизнь? Неужели я погряз в рутине настолько, что привык к ней и не вижу в этом и доли болезненности? Не чувствую своим существом ни тени протеста? Не испытываю никаких чувств, обратив все свои рецепторы в сторону инертности и обыденности? Неужели я омертвел, словно онемевшая во сне рука, которая превратилась в болтающийся кусок мяса с рефлекторными попытками сжать кисть в кулак, и вялые усилия пальцев бесполезны, поскольку рука не чувствует собственной жизни?»
Мне стало не по себе. Знаете, как это бывает? Ни с того ни с сего становится плохо. Я подошел к окну, прислонился к стеклу и заплакал.
Выплескивать из себя горечь и растерянность бывает важно и нам, мужчинам, хотя чаще мы стараемся сдерживаться и контролировать эмоции. Я плакал, зная, что, окунаясь в истерику с головой, можно надолго увязнуть в болоте жалости к себе и обиды на окружающих, но иногда это чертовски нужно. Позволив себе несколько минут слабости, я начал потихоньку приходить в себя. Ныло в груди, болели виски и сопел нос. Сквозь биение сердца я слышал, как вместе со мной плакало небо, как его слезы разбивались о холодный асфальт. Шел дождь.
Я стоял у окна своей темной квартиры опустошенный, потерявший счет времени и машинально разглядывал сентябрь с высоты пятого этажа. Мое внимание привлек один силуэт. Он стоял посреди улицы спиной к моим окнам, сунув руки в карманы, словно крошечная копия человека, плотно вбитая в землю рядом с игрушечным деревом. Во всяком случае, с высоты это выглядело именно так. Дождь беспощадно хлестал его, а ветер теребил полы длинного плаща. Я подошел ближе к окну. Довольно долго фигура оставалась неподвижной, словно каменная статуя. Но вдруг голова дернулась.
Я почувствовал странное волнение, словно что-то должно было произойти именно сейчас. Я ждал, но все оставалось по-прежнему, пока раскат грома не заставил меня вздрогнуть. Взглянув на сверкающую молнию, я отвлекся буквально на секунду и тут же перевел взгляд обратно на силуэт.
О господи… Он стоял все так же спиной, только теперь неестественно запрокинув голову назад, и смотрел прямо в мое окно. Торчащий подбородок и кадык, а ниже – широко распахнутые глаза вызывали отвращение. Казалось, он улыбался. Я медленно отошел от стекла, пытаясь укрыться от его взгляда в темноте комнаты, но секунду спустя, словно под гипнозом, вновь подошел к окну, и то, что я увидел, заставило мое сердце почти вырваться наружу: все люди, только что шедшие под проливным дождем каждый в своем направлении, сейчас стояли как вкопанные, с неестественно запрокинутыми головами, и с улыбками смотрели в мое окно. Я видел их одинаковые глаза, раскрытые рты, руки в карманах, мокрые плащи, колыхающиеся на ветру. Они были повсюду. Даже сквозь плотную стену дождя я видел еле заметные, застывшие, зловещие силуэты. В глазах потемнело. Я упал на колени и закрыл лицо руками.