40 ножевых - стр. 1

В придорожной лесополосе было тихо, только сосны в снежных шапках негромко ухали от ветра. Следователь Преображенский вышел из «потрепанного жизнью» и деревенскими дорогами старого милицейского уазика, хлопнул пару раз дверью, упорно не желавшей закрываться, поймал на себе неодобрительный взгляд водителя, тихо ругнулся и пошел к кустам, за которыми сквозь снежную пелену виднелись силуэты членов оперативно-следственной группы.

– Макс, привет! – первым заметил Преображенского начальник межмуниципального отдела МВД России «Бродский» полковник полиции Турусов. Мужчины пожали друг другу руки. – Ну, тут дело ясное, бомж залез в теплотрассу погреться, да и прибрался, воняет просто жесть.

– Сейчас по-быстрому его оформим, а то что-то холодно. – Макс Преображенский зябко дернул плечами и добавил к своей речи длинное заковыристое непечатное ругательство, которое по задумке должно было сделать его в глазах оперов бравым орлом и отличным парнем, своим в доску.

Рядом с открытым колодцем теплотрассы прибытия Макса уже дожидались эксперт-криминалист, два опера, а также парочка местных бомжей, которые за бутылку спиртного, обещанную операми, согласились поднять из колодца своего почившего друга.

Макс и эксперт-криминалист сфотографировали колодец, после чего дали бомжам отмашку приступать к работе. Примерно через пятнадцать минут на снегу лежал полусгнивший труп мужчины. Выглядел он дурно, ни возраст, ни черты лица не определялись в распухшем месиве.

– Блин, да это, похоже, не Иваныч, – задумчиво пробормотал один из бомжей. – Этот вообще какой-то приличный, вон у него куртка нормальная и кроссовки тоже ничего, – продолжил он проявлять чудеса дедукции.

– Ну-ка, тихо ты, Шерлок Холмс хренов, – не стал с ними церемониться полковник Турусов. – Кыш отсюда, сейчас следователь будет работать.

Макс Преображенский не любил возиться с гнилыми трупами. Он вообще специализировался на расследовании должностных и экономических преступлений, справлялся с ними не без блеска, а «мясо» откровенно не жаловал. Но суточное дежурство по району никто не отменял, и сейчас, превозмогая брезгливость, Макс притулился на пеньке на расстоянии примерно трех метров от открытого колодца и извлеченного из него трупа и пытался что-то разглядеть через запотевающие очки и стеной летящие снежные хлопья. Разглядеть удалось немногое, и из-за неблестящего состояния трупа Макса это даже радовало. Приснится еще потом ночью эта багровая распухшая маска и нарушит и без того беспокойный следовательский сон. Макс достал из дежурной папки чистый протокол осмотра места происшествия, начал его заполнять, увидел, что протокол от снега моментально промок, снова забористо чертыхнулся и подумал: «Заполню в отделе».

Полковник Турусов подошел к трупу поближе, вместе с дежурным опером Васей Никитенко прощупал карманы куртки и джинсов покойника.

– Документов нет! – крикнул он Максу. – На вид вроде целый.

– Так и запишем, Евгений Викторович, что без видимых телесных! Вызывайте труповозку, – махнул рукой Макс и пошел обратно к дежурке.

В машине он уютно устроился рядом с водителем, неодобрительно посмотревшим на снежную слякоть, которую Преображенский притащил с собой. Макс выписал постановление о назначении судебной медицинской экспертизы трупа и с чистой совестью отбыл в Бродский межрайонный следственный отдел, где трудился в должности старшего следователя.

В родном отделе тоже было тихо, как в лесу. Макс поднялся на второй этаж и распахнул дверь своего кабинета. В нем пахло смесью дешевого спиртного и давно немытых тел. Это коллега Макса, его соседка по кабинету, старший следователь Ника Станиславовна Речиц проводила свое коронное следственное действие: очную ставку бомжа с бомжом.

Бомжей было двое, мужчина и женщина. Бытие бездомного не только определяет его сознание, но и оставляет сильный отпечаток на внешности. По виду людям, сидящим в кабинете Ники и Макса на специальных «бомжацких» стульях, можно было спокойно дать минимум лет шестьдесят, хотя по документам женщине, известной в городке бомжей как Петровна, было тридцать семь лет. А мужчине – Пете Одноногому – сорок пять.