39-й роковой - стр. 18
– Советский посол Мерекалов ещё очень плохо говорит по-немецки. Однако он старается приобрести знание немецкого языка и уже в состоянии вести простую беседу. Посол Мерекалов ориентирован в проблемах торговых отношений между Германией и Россией, он интересуется ими. Посол недавно пробыл несколько недель в Москве и за это время имел также контакт с графом фон дер Шуленбургом.
Фюрером продумана каждая мелочь. Он говорит дружески, интимно, вполголоса, по-немецки. Он спрашивает, как господина посла встретил Берлин, Он припоминает странное имя его сына Сократ и задает любезный вопрос:
– Как ваш сын с таким философским именем?
Рекомендует бывать в берлинских музеях, интересуется его мнением о новой рейхсканцелярии, ещё раз настойчиво советует ближе познакомиться с жизнью Германии, поздравляет с Новым годом, желает мира и счастья правительству и народам СССР.
Разумеется, в тот же день Мерекалов отправляет в Москву полный отчёт телеграммой. Вечером отчёт ложится на стол товарища Сталина:
«Гитлер подошёл ко мне, поздоровался, спросил о житье в Берлине, о семье, о моей поездке в Москву, подчеркнув, что ему известно о моём визите к Шуленбургу в Москве, пожелал успеха и распрощался. За ним подходили по очереди Риббентроп, Ламерс, ген. Кейтель, Майснер. Каждый из них поддерживал 3–5 минутный разговор в знак внимания. Внешне Гитлер держался очень любезно, не проявив какой-либо неприязни или сухости и, несмотря на моё плохое знание немецкого языка, поддерживал разговор со мной без переводчика».
Тут слова не имеют большого значения. Тут важно, что подошёл и заговорил, к тому же без переводчика, то есть очень лично, интимно, чем в кои-то веки отличил советского полпреда перед другими послами. Если бы нечаянно заговорил с литовским, латвийским или парагвайским послом, никто не обратил бы внимания, каприз диктатора, не больше того, кому интересны Литва, Латвия, Парагвай. Среди европейских политиков недоумение и буря негодования, в европейской печати переполох. Все чуют, что в Берлине царит военное настроение, что нынче в Берлине решается главный вопрос, куда направить первый удар, всё-таки на восток, на восток, на восток или, чем чёрт не шутит, на запад. И замечательно вот что: все пророчат сближение Германии с Советской Россией, предполагают, что фюрер передал товарищу Сталину, что отказывается от Украины, что хочет улучшения отношений, иные доходят и до того, что между этими немцами и этими русскими готовится военный союз именно для совместного похода на запад, что чревато для западных демократий уже прямой военной угрозой, и тут же наперебой распевают, как слаба Красная Армия, как она дезорганизована разоблачением Тухачевского и прочих участников заговора, как она парализована и чуть ли не потеряла способность даже пальцем пошевелить. Очень им хочется, чтобы Красная Армия действительно была дезорганизована и слаба и чтобы фюрер поскорее набросился на неё. Только на японцев, которые тут, пожалуй, прежде других имелись в виду, остаются спокойны. На другой день японский посол с истинно азиатской невозмутимостью докладывает статс-секретарю германского МИДа, что его правительство и при самом благоприятном стечении обстоятельств не сможет подписать договор о военном союзе ранее конца января, поскольку, ваше превосходительство, условия договора надлежит предварительно согласовать с целым рядом инстанций. Пожалуй, пугается один Муссолини, военный союз с Германией и Японией согласен заключить хоть сейчас и даже готов распространить его действие на США, однако с какого тут боку Советский Союз?