29 отравленных принцев - стр. 40
Когда он закрывал глаза, перед ним, точно пчелы роились, плясали огни на темных берегах. И пароходик все еще плыл. И ноги все еще чувствовали его палубу, а не пыльный асфальт. В девять Колосов позвонил дежурному по управлению и радостным, бодрым голосом сообщил, что с утра работает в Москве по делу Студнева.
– Что, Никита Михайлович, наши-то выиграли вчера? – спросил дежурный.
– Кто выиграл?
– Ну, настроение-то у вас, слышу… Набили, значит, наши чехам? Я-то на даче был, у меня там телевизор не пашет. И какой же счет?
– Не знаю, – ответил Колосов, – лично я вчера телевизор не смотрел.
В ресторан для солидности он взял с собой двоих сотрудников отдела убийств. Им было приказано приехать на Фрунзенскую набережную к 9.30. Расписания работы ресторана Колосов не знал, но предполагал, что, как и все заведения такого типа, ресторан открывается в двенадцать часов. Так что половина десятого было, по мнению Колосова, самым подходящим временем для официального знакомства с предприятием частно-коммерческого общепита с причудливым названием «Аль-Магриб».
Снова пришлось проехать по Фрунзенской набережной. Настроение еще более скакнуло вверх – Никита в душе был почти благодарен и безвременно почившему Студневу, и его коварному убийце-отравителю за то, что тот спланировал преступление так, что нити его вели вот сюда, на набережную, в ресторан, расположенный в двух шагах от ее дома.
Сколько раз – тысячу, миллион – он, Колосов, давал себе железное, стальное, титановое слово сыщика, что перестанет, прекратит думать о ней вот так! И вот вдруг оказывается, что брать свое верное, преданное, давно и безответно раненное сердце в ежовые рукавицы совсем не нужно. Это отравление в Столбах (и надо же было такому случиться)… И этот вечер на Москве-реке, эти огни на Воробьевых горах точно шептали на ухо: «Эй, глупец, постой, погоди, может, и на твоей улице будет праздник?»
К любому повороту событий в ресторане Колосов был готов. Ресторанов он повидал. В основном, правда, это были сумрачные пивнушки где-нибудь за городом, на природе – в Люберцах, в Пушкине или в Наро-Фоме. В пивнушках этих кипела жизнь: игрались свадьбы, справлялись поминки, совещалась местная братва, формировались «крыши» и «подставы», кого продавали за деньги, кого сдавали и так, из одного удовольствия сделать гадость ближнему. Иногда там постреливали горячие головы, иногда даже кого-нибудь мочили, но, в общем и целом, все было довольно забавно и жизнерадостно.
Бывал Никита в связи со служебной необходимостью и в других ресторанах – столичных. Здесь все было гораздо богаче, чопорнее, официознее, но ситуация была все та же – кого-нибудь непременно брали с поличным на входе или выходе или за второй переменой горячего блюда.