28 сантиметров счастья - стр. 30

— Я смотрю, ты просто жрешь меня взглядом, — жестко произносит он, — хочешь повторить ту ночь? 

— Нет, нет, — испуганно произношу я, — я просто задумалась! 

Он перекидывает конец веревки на одну из перекладин шведской стенки и неожиданно подтягивает меня. Теперь я глупо болтаю ногами в воздухе, зато почти напротив его лица. Вот только рукам больно. Очень больно. 

— Долго ты так провисишь, принцесска? — интересуется Садаев, — вряд ли выдержишь больше десяти минут. Еще раз - давай выкладывай всё. У меня уже шаблоны в башке трещат. Не сходится твой образ и поведение с образом дочки магната. Зачем сбежала от папаши? Чувствую я, где-то меня ты наебываешь. 

— Я знаю, в чем вы меня подозреваете! — восклицаю я в отчаянии, потому что знаю - я и трех минут так не продержусь, — думаете, что мой отец заказал вашего брата, но это не так! Иначе бы я не предлагала отдать вам пистолет, когда аборт будет поздно делать! 

— Я подозреваю каждую собаку, сука, — рычит он мне в лицо, и я в страхе зажмуриваюсь. Может ли он меня ударить? Или вообще избить? Мне кажется, что один его удар - и я разлечусь на кусочки. Он меня пока не тронул, если, конечно, не считать его тягу к связыванию, но мало ли, — давай выкладывай всё.  Убеди меня и, может, я тебе дам отсрочку.  

— Я правда сбежала, — выдавливаю я, — не могу рассказать, почему. И не видела отца и мать пять лет. Есть на это свои причины, личные! Аборт я не делаю по тем же причинам! У меня принципы. Забеременей я от любого другого человека - и все равно не сделала бы аборт. 

Закончив, я с шумом выдыхаю, глядя в лицо напротив. Садаев смотрит на меня с плохо скрываемым отвращением, словно я сделала что-то мерзкое и противное. Не уверена, что он мне поверил. 

Он неожиданно затягивает узел на перекладине шведской стенки, оставив меня снова стоять на цыпочках, а потом я чувствую его ладони на груди. Не успеваю я удивиться, как слышу треск ткани и взвизгиваю. Он рвет на мне футболку. 

— Не надо! 

— Что ты визжишь, как девственница? Мы с тобой вроде уже трахались, — интересуется Садаев, отбрасывая куски ткани в сторону, а я покрываюсь мурашками. То ли от холода, то ли от страха. Но мне кажется, будто в помещении стало мертвецки холодно. Его шершавая и грубая ладонь ощупывает мне спину, а потом я чувствую, как он хватает меня за застежку лифчика. Что-то промычав невнятное от ужаса, я пинаю его прямо между ног.  

Жаль только, что он успевает среагировать быстрее. Он блокирует мою коленку и тут же хватает за горло, чуть сжав. 

— Еще раз такое отмочишь - сделаю больно. Ясно?