Размер шрифта
-
+

25 рассказов - стр. 6

я в лете хочу остаться.
Жаль, что тёплых дней не вернуть…

Не песня, но нормально (оценка Власа).

Я пойду тихим городом осени.
Мне никто не сделает больно,
Ведь я для всех я придумала одну
Добрую-добрую песню.

Гитара звенит, а исполнительница объявляет:

– «Яблоня»

Громадный куст яблони, именно куст,
потому, что яблоня низкая и широкая.
Ветки её лежат на заборе.
Весной цвела эта яблоня таким
Парашютом:
сараев и помойки не было видно,
одна яблоня. Воздушная,
будто из мыльных пузырей.
Но ты не видишь яблоню.
Ты видишь мусорный ящик.
Ты рационалист.
Ты думаешь: опять не увозят мусор.
Машина придёт и увезёт отбросы…
А яблоня…
Она по-прежнему хорошеет в углу…

– И с отбросами надо кому-то, – говорит майор.

Его подчинённые одобрительно кивают.

Она довольна:

– Этот цикл навеян прозой Сэй-Сёнагон.

Милиционеры не в курсе, кто такой (такая), и Полякова комментирует: это древняя писательница близка ей по мироощущению.

– Можно ещё одну балладу?

– Валяйте, – кивает майор.

– «Шишки».

Лейтенант Влас уверен: глядит прямо на него, но непонятно (кокетства нет).

Ты жевал когда-нибудь шишки?
Шишки обыкновенные с ёлок?

Ответа на такой вопрос не ждёт, обращаясь к запрятанному в нём. Музыка печальная, будто гитаре больно.

…Больно было смотреть тебе вслед.
Ещё больней было бы
бежать за тобой и догнать.
Ты уходил уверенным шагом!..
Коричневый плащ
на ветру,
как флибустьерский парус.
Это так модно!
Все ходят в коричневых плащах!
Но в том, как ты уходил,
была такая горечь!
Ведь это у нас была когда-то гроза в лесу,
поваленные ёлки и много клейких шишек.
Срывать нелегко:
пальцы слипались, а под ногами
сорванные грозой провода.
Между проводами прыгаем
шишки рвём, пробуем.
«Бойтесь электричества,
– кричат взрослые с дачи, —
вас током убьёт».
Мне показалось, – я опять
разжевала шишку (а ты уходил!)
и зубы склеиваются,
и запах во рту зелёный…
Куда ж ты уходишь?
Ведь это с тобой мы сидели
на упавшей ёлке…
Ну, почему я тогда не ступила
На оголённые провода?…

Гитара умолкла и пение умолкло. И в милиции, и в этом отдалённом районе огромного города тихо, но ненадолго, прибывает патрульная машина.

– Добре, ребята, – Майор – на выход.

Сергеев за ним.


А Влас… Его отец гитару ударил о косяк, мол, отвлекает от учёбы. Теперь отец доволен, а он, Влас, иногда видит во сне гитару, раздробленную (хотя только дэка отломалась), и плачет, как о друге умершем, утром щёки мокрые. Девица эта умеет играть, и он бы так мог. Её привод в милицию не его дело. А Клековкин в тупике. Но «эта задница» в тупике, пока не начертает любому на лбу статью уголовного кодекса. Лейтенант вышел.


Клековкин во время пения делал вид, что он не осуждает чудачества старшего руководителя, но намерен и далее работать с Поляковой, этой исполнительницы баллад.

Страница 6