2084: Конец света - стр. 27

После войны, которая разрушила все и радикально изменила историю мира, нищета выбросила на улицы всех шестидесяти провинций империи сотни миллионов несчастных; это были дикие племена, потерявшиеся семьи или то, что от них осталось, вдовы, сироты, инвалиды, умалишенные, больные проказой и чумой, пораженные отравляющими газами и радиацией. Кто мог им помочь? Ад был повсеместно. Бандиты с большой дороги кишмя кишели, они собирались в целые армии и грабили всех, кто еще выжил в этом несчастном мире. Долгое время крепость служила пристанищем для бродяг, которым хватило сил и мужества встретиться лицом к лицу с преградой горного хребта Уа. То был своего рода Двор чудес[2], куда приходили издалека, чтобы найти убежище и справедливость, а встречали разврат и смерть. Можно даже сказать, худшего мира, чем тот, свет не видывал.

Со временем порядок был восстановлен. Разбойников поймали и казнили в соответствии с обычаями каждого региона, машины смерти работали днем и ночью, изобретались тысячи способов их усовершенствования, но даже будь в сутках тридцать шесть часов, их не хватало бы для выполнения ежедневной работы.

Вдов и сирот попристраивали в разных местах и позволили им заниматься разным мелким ремеслом. Больные и инвалиды продолжали нищенствовать, брошенные на произвол судьбы, и без медицинского ухода помирали миллионами. Именно в целях очистки города и деревни от трупов, пропитавших всё своим зловонием и служивших рассадником стольких болезней, и создали тайную, но очень эффективную гильдию сборщиков мертвых. Для организации их деятельности были изданы специальные законы, а Справедливое Братство обнародовало религиозный эдикт, который придал сакральное значение тому, что главным образом касалось вопросов общественной гигиены и корпоративных интересов. Очищенную, прибранную, отремонтированную крепость сделали санаторием, куда выдворяли чахоточных. Уже забылось, в результате какого запутанного умозаключения всех убедили, что они являются причиной всех напастей человечества. Против больных туберкулезом мобилизовали все силы, их изгнали из городов, а затем и из деревень, где необходимо было возобновлять сельскохозяйственные работы. Вместе с оттепелью суеверие ушло, но на практике ничего не изменилось: чахоточных продолжали ссылать сюда.

У больных и паломников, которые прибывали со всех концов необъятной империи, Ати научился многому. Он узнавал названия других городов и обрывки их истории и обычаев, слышал чужой акцент и видел чужую повседневную жизнь, впитывал неожиданные и поразительные сведения. Крепость предоставляла возможность глобального ви́дения народа верующих в его бесконечном разнообразии, каждую группу с присущими только ей характером и поведением. Можно было слышать и язык паломников, на котором они приглушенно говорили меж собой, подальше от посторонних ушей, причем с таким воодушевлением, что невольно хотелось понять, о чем же идет речь. Но шушуканье тут же прекращалось: чужаки были осмотрительны. Когда Ати немного окреп, он стал бегать из палаты в палату и весь превращался в глаза, уши и даже нос, потому что у каждой группы был еще и запах, очень характерный: любого можно было выследить по запаху. А еще они узнавали один другого по акценту, по внешнему виду и чуть ли не по взгляду, и, не успев обменяться тремя знаками, бросались друг другу в объятия, всхлипывая от избытка эмоций. Было трогательно видеть, как они ищут своих, точно на переполненном базаре, собираются в каком-нибудь темном углу и лепечут на своем наречии, будто хмельные. Что они говорили друг другу целыми днями? Лишь слова, но они явно поднимали моральный дух собеседников. Это было прекрасно, но более чем неосмотрительно: закон предписывал разговаривать исключительно на