1982, или Дожить до весны - стр. 7
Глава 5. Евгения Михайловна
Евгения Михайловна была для Киры самым загадочным членом ее семьи, не в последнюю очередь из-за ожесточенных споров о ее характере, которые Кирины родители затевали перед каждой поездкой на дачу. Любовь Георгиевна шептала, что Евгения Михайловна «страшная женщина», околдовавшая прадеда Киры на одном из советских курортов еще до кончины его первой жены. Первая жена прадеда Киры практически заменила Анатолию Борисовичу мать: пока его настоящая мать, бабушка Киры, переезжала с место на место, следуя за своим мужем-военным, он оставался в Москве вместе с не чаявшей в нем души бабушкой. Вполне естественно, что разговоры о якобы имевшейся у его деда вальяжной любовнице выводили Анатолия Борисовича из себя, и он мстил жене, обвиняя ее в пошлой женской зависти. Отойдя от уже раскрасневшейся Любови Георгиевны на безопасное расстояние, он небрежно бросал:
– Тебе просто покоя не дает, что она, вместо того чтобы стирать и готовить, питается хлебом и вареньем и делает ежедневные маски для лица. Что бы там ни говорили о ней, но кожа у Михайловны действительно гладкая, как у младенца.
Обычно в результате таких разговоров отъезд на дачу откладывался до извинений со стороны Анатолия Борисовича.
Евгения Михайловна действительно любила есть хлеб с домашним вареньем. Но и поглощение этого, казалось бы, незамысловатого блюда она умела превратить в неторопливое таинство. Она обрезала с хлеба не нравившиеся ей по какой-то причине корки, резала оставшийся мякиш на маленькие кусочки, которые она называла «зайчиками», намазывала каждый из них вареньем и наконец отправляла «зайчиков» в рот – безукоризненно напомаженный, несмотря на свои восемьдесят лет и вообще принятое на дачах косметическое negligee.
Евгения Михайловна не выходила на улицу в солнечные дни без своего ажурного, с резной деревянной ручкой зонтика от солнца. По белому куполу зонтика были вышиты кремовой гладью цветы и листья. Как женщина, питавшаяся почти исключительно вареньем и хлебом и никогда никуда не торопившаяся, Евгения Михайловна обладала объемной, словной взбитой, как пуховая перина, фигурой, к которой очень шла ее белая, аккуратно подстриженная и уложенная шелковистыми волнами шевелюра. Евгения Михайловна не любила искажать плавные линии своего тела юбками или платьями, которые ей были бы просто не к лицу, поэтому она всегда носила брючные костюмы свободного покроя из мягких материалов, отдавая предпочтение кремовым и бледно-розовым расцветкам. Примерно каждый второй день дачного сезона после завтрака Евгения Михайловна умывалась, переодевалась из теплого байкового халата, надетого поверх шелковой пижамы, в брючный костюм, пудрилась, душилась туалетной водой «Ландыш серебристый», брала зонтик и отправлялась гулять по линиям садоводческого товарищества, изредка останавливаясь поболтать с избранными друзьями. Пару раз она брала Киру с собой: они молча шли, каждая под своим белым зонтиком, а когда останавливались поговорить с кем-нибудь из соседей, Евгения Михайловна гладила Киру по голове, доставала из кармана леденец и, протягивая его Кире со словами «Иди, поиграй где-нибудь», отправляла девочку в сторону соседского огорода. В отличие от Любови Георгиевны, которая вечно боялась, что Кира потеряется, запачкается или что-нибудь сломает, Евгения Михайловна не волновалась ни о чем, тем более о Кирином будущем. Втайне от матери Кира мысленно пожимала руку своему прадеду и считала Евгению Михайловну «шикарной женщиной».