188 дней и ночей - стр. 4
Кроме того, мне кажется, что я подготовился к этой теме очень даже тщательно. Как ученый. Я прочел Энгиер, Фрейда, Юнга, Фишер, Райта, Домагалик, Графф, Дунин и Хорни. Читал я также Вулф, Нин, Елинек и Плат… И не только читал. Еще я слушал женщин, когда они говорили о себе, и потом долго размышлял над тем, что они сказали. Во время этих рассказов я старался не просто смотреть на них, я старался заглянуть в них… Я провел целый день у гинеколога во Франкфурте, чтобы все узнать из первых уст. До сих пор я – эдакий феминист-мужчина – борюсь с моей немецкой больничной кассой, чтобы она возместила мои расходы за этот визит. В немецких больничных кассах нет равноправия: мужчины лишены права посещать гинеколога (смех). Если я и изучал природу женщины перед тем, как писать свои книги, то вовсе не с целью эмоционального покушения на них и уж тем более не с целью то и дело инкриминируемого мне группового их обольщения.
Вы растрогали меня рассказом о своем отце, ждавшем в горах в Задушный день, пока не погаснут лампадки, которые он принес. Для меня Задушки – это время, когда я хочу остаться наедине с собой. Но в этот день я вовсе не одинок. Мои родители умерли так давно, что оставшиеся после их смерти одиночество и пустота уже давно преодолены мною. В Задушки мне хочется поговорить с ними, посоветоваться. И еще хочется поплакать. А плакать лучше в одиночестве…
В Задушный день мне всегда вспоминается история человека, который практически ежедневно возжигает кому-нибудь лампадку.
Однажды молодой бедный врач из Штума, получивший образование в Гданьске, приехал на практику в Гёттинген. На шесть месяцев. В клинику. Врач любил некую Агнешку из Гдыни. Очень любил. Писал ей письма. Звонил. Не мог дождаться, когда же закончится практика и он вернется домой. Агнешка из Гдыни не ждала, не писала, не звонила.
Впрочем, нет, она написала однажды. Через месяц. Что они расстаются.
Врач потерял смысл жизни.
Он стал ходить по горам в надежде, что сорвется, стал летать на параплане в надежде, что когда-нибудь мотор подведет, стал прыгать с парашютом в надежде, что тот не раскроется. Все зря.
Он не сорвался ни в Альпах, ни в Гималаях, мотор не подводил, а парашют всегда раскрывался. При этом он обнаружил, что во время мотогонок и прыжков с парашютом ветер прекрасно осушает слезы.
Он был хорошим врачом. В Польшу возвращаться ему не хотелось. Остался в Гёттингене. Прочел в газете, что нужен врач в детскую больницу. Для детей на последней стадии рака. Недалеко от Гейдельберга.
Все, о чем только можно мечтать: прекрасный современный стеклянный дом в парке, томограф SPIN, томограф NMR, две операционные, вертолет. Квартира рядом. Большие деньги. Пожизненный контракт. Палаты солнечные, яркие. Рядом гостиница для родителей. Потолки покрыты картинками. Винни Пух, Микки-Маус, Симпсоны…