18 - стр. 3
– Хотим посмотреть на церберов, – ее пальцы гладят решетку. Наверное, проститутки так и должны вести себя.
Ашот тоже приближается к решетке с другой стороны и мерзко улыбается в ответ.
– Иди, иди, туда, – говорит он, кивая вглубь холла.
Она еще раз гладит решетку, так мягко изгибая ладонь, что я отворачиваюсь.
– Иди-на! – еще раз, как-то бархатисто, ласково, говорит Ашот.
Она отходит, и парень увлекает ее за талию куда-то по лестнице вверх. Мы, оставшись вдвоем, снова плюем лузгу себе под ноги. Неожиданно Ашот, согнув руки в локтях, делает несколько резких разворотов. Я же говорю, дерганый он какой-то.
Ашот приседает, выдыхает воздух и, встав, снова резко подается корпусом вправо. У меня неожиданно возникает мысль, что если он ударит меня хотя бы один раз, то я кувыркнусь через эти перила прямехонько на асфальт. Правда, с чего бы ему бить меня?
Я завожу привычный в таких случаях разговор:
– Пять минут их уже нет. – В этом разе собеседник в ответ вообще может не отвечать или просто повторить за вами слова.
– Е…-на, – бормочет Ашот, что, по-видимому, означает – да, мол, пять минут их уже нет, эт-ты в точку, парень, попал, а пройдет еще пять минут, и они будут, так что п… поменьше и дождешься их быстрее.
Я мысленно перевожу его ответ и больше не задеваю эту тему, чувствуя себя идиотом рядом с тем, кто, по моему представлению, должен быть глуп ну просто по определению.
– [h’]ля, [h’]ля! – вдруг говорит Ашот, вновь как-то по-особенному ухмыляясь. Он, упершись в волосатый вырез майки двойным подбородком, смотрит за решетку. Девушка, та, что с цепочкой на ноге, стоит у ковра и продолжает улыбаться все той же долбанной пошлой ухмылкой, только выглядит она уж как-то совсем растерянно. И мне сразу же начинает казаться, что никакая она не проститутка, может быть, она даже подходила к решетке лишь для того, чтобы ее выпустили, а мы не поняли этого. И все из-за тупого Ашота.
Парень, тот, что был с ней, в шлепанцах на босу ногу по этой дебильной моде провинциалов из спальных районов, теснит ее в сторону двери, как-то мерзко пихая животом. И сразу виден весь ее страх. Она даже не пытается позвать на помощь. Говорят, что женщинам бывает даже стыдно, когда их насилуют, и потому они просто не кричат. Вот так вот молча, закрыв глаза, наверное, перепуганные до смерти, лежат под этими козлами, а они их с удовольствием пихают так, что даже заплакать, наверное, не можешь.
– Видишь, он ее хочет, а она его нет, – с акцентом говорит Ашот, без полутонов и эмоций. Наверное, он каждый вечер видит здесь такое.