168 часов до Парижа - стр. 37
Стиснув зубы от боли, маэстро запрыгал на одной ноге из палаты. В коридоре от стола поднялась монументального телосложения дежурная сестра.
– Больной, вы куда?
– М-м, – промычал маэстро, показывая на причинное место
– А «утка» на что? – Женщина в белом халате протянула эмалированное чудовище со стальным хоботом. Ленар крепко зажмурился и энергично замотал головой, отказываясь от настойчиво предлагаемой «утки». Сестра с жалостью посмотрела на бестолкового больного. Маэстро начал объясняться на интеркоме:
– Мне в Париж надо. Чем скорее, тем лучше. Париж, Франция, хорошо?
– Француз, что ли? Ни бельмеса не понимаю, что лопочешь. Тебя в «Кащенко» надо вести, в психиатрическую. У тебя сотрясение вот и бормочешь не по-нашему. – Бдительная сестра недовольно убрала «утку» под стол. Ленару ничего не оставалось, как провести сеанс мгновенного гипноза, чтобы достучаться до разума бдительного медработника. После магических пассов глаза женщины, потеряв стальной блеск, приобрели осмысленное выражение. Тогда маэстро по-свойски спросил:
– Ой, разрешите по старинке. Дайте координаты ватерклозета сбитому лётчику? – Виновато улыбнулся, превозмогая аварийные сигналы из перебитых нервных окончаний в голени: – Кстати, знаете, только благодаря вам, мне удалось подняться с койки?
– Это почему?
– Захотелось услышать доброе слово. Я сразу понял: у вас отзывчивое сердце.
– Сами дойдёте? – спросила женщина внезапно потеплевшим голосом.
– Просьба – вколите обезболивающее, иначе я прям здесь обдуюсь от счастья.
– Подождите, сейчас что-нибудь найду в процедурной.
– Терплю, – скорчил благодарное лицо маэстро.
Как только дежурная сестра исчезла за стеклянной дверью, затопал к выходу, бросая на пол крошки свежего гипса. У ворот стояла Фима рядом с французским кабриолетом Darracq из Товарищества Автомобильного Передвижения.
– Купила?
– Держите. – Фима протянула бикс со стеклянным шприцем, уже наполненный морфием.
Заметив удивлённый взгляд водителя, маэстро объяснил:
– Уезжаю в Париж. Стыдно до слёз. Начинаю осваивать ностальгию иммигранта.
Фима перевела на свой манер:
– Иностранец, они все с приветом. Нога у него сломана. Страдает… На Александровский, пожалуйста.
Кто-нибудь может объяснить, зачем надо сигналить на скорости 40 километров? Ну если не видеть спидометра! Ленар, например, не знал совсем. После укола морфием боль отступила, действительность приобрела милые черты наркотического безразличия к самоценности жизни. Дорога превратилась в бесконечную узкоколейку от Военного госпиталя в Европу с длинными гудками нервного машиниста. Подъехали к зданию с картушами на фасаде. Маэстро в качестве живого трупа упал на скамью рядом с железнодорожными кассами. Действие морфия в организме с ускоренным метаболизмом быстро потеряло целебные молекулы. Чтобы отвлечься, маэстро спросил: