140 бесед с Молотовым. Второй после Сталина - стр. 51
– Белую эмиграцию, – говорит Молотов, – в значительной мере повернуло к Сталину то, что он упразднил в армии институт комиссаров, ввел единоначалие и погоны.
30.09.1980
– …Сейчас говорят, что главное достижение Победы то, что мы живем в мире[17].
– Это просто миролюбие такое, – не соглашается Молотов.
– Главное достижение – система социализма?
– Правильно, – говорит Молотов. – Международная.
…Отметили 40-ю годовщину Победы.
09.05.1985
– В книге «Великая Отечественная война» помещены фотографии всех руководящих деятелей – Микоян там, Косыгин, Тевосян, Шахурин, Устинов, Ванников… А вашей нет фотографии.
– Это относится к тому периоду, когда меня старались забыть, – говорит Молотов.
– Это зависит еще от редактора.
– Нет, больше от периода. Некоторые годы меня очень старались, так сказать, изъять.
– Это с 1949 года?
– Нет, позже. При Сталине я все равно формально был в политбюро.
– После 1957-го?
– Да, да.
Вечный огонь
– Я считаю, это неправильно – Вечный огонь. Почему неправильно? Мы пошли по буржуазному пути, повторяем. Не могилу Неизвестного солдата нам нужно было дать, а могилу Антифашиста, – говорит Молотов.
– Мы – единственная в мире страна, где есть не только могила Неизвестного солдата, но и могила Неизвестного Верховного главнокомандующего. Наверно, надо было построить в Москве монумент советскому солдату…
– Это да, – соглашается Молотов. – Чтоб об этом помнили. Для буржуазии можно – какой-то неизвестный солдат. А нам – не каждый солдат, а только тот, который помог в борьбе с фашизмом, с империализмом, это вот солдат наш, его мы и прославляем, его мы и популяризируем. А то неизвестно, для кого это подходит – для Египта, Ирана…
13.04.1972
Союзники
– Адмирал Кузнецов пишет, что 1 мая 1945 года Сталин огласил телеграмму-поздравление Молотова из Сан-Франциско.
– Да, в мае я был в Америке… Хотел послать Громыко, но американцы очень просили приехать, так как первая сессия… Прислал Гарриман самолет, и я с их летчиками полетел через Якутию…
Девятого мая 1945 года я был в Сан-Франциско, выступал по радио в День Победы. Мне предложили восьмого. Я сказал: не могу, мы отмечаем девятого. Они – восьмого, а мы – девятого. Многих тянет отмечать все-таки восьмого, но мы это считаем неправильным. А я думаю, Сталин опасался, как бы нас не надули, не подвели наши союзники. А то еще куда-нибудь затянут, какую-нибудь бяку устроят.
Сталин был очень осторожен…
Начиная с марта месяца через Алена Даллеса они вели переговоры с немцами, а нас не пускали. Конечно, мы очень большое недоверие оказывали, пока все не будет решено. Подождем. Это было правильно, по-моему.