13-й карась - стр. 21
– Весной и летом ловить нельзя, – объяснял он. – Погибнет птица. Весной она гнездо вьёт, а летом птенцов выкармливает.
– Зачем ты их вообще ловишь?
– Да ты что! – возмутился Лера. – Знаешь, как интересно. Вот я снегиря ловил. Грудка у него красная и такой он весь важный. А увидел в клетке рябиновые ягоды, сразу подлетел. Сел на куст, покачивается, смотрит сверху искоса. А я лежу за сугробом и сердце у меня, как у трактора, дрыгается. Хоть бы не спугнуть, думаю, хоть бы не улетел. Тут он – вж-жик! – и прямо в клетку за рябиной. Сторожок сбил, ему дверцей – хлоп! – под хвост. Попался, голубчик! Ты не представляешь, какой азарт.
Шурка, который высматривал в траве зубровку душистую из семейства мятликовых, только плечами пожал.
– Тут цветок найдёшь – жалко сорвать, такой красивый, – сказал он, – а то птица.
– Я же их не стреляю, – обиделся Лера. – Я их живьём ловлю, а потом кормлю, пою…
– А зачем их в клетке держать? – не унимался Шурка. – Вот тебя бы посадить в тюрьму.
Лера задумался.
– Если честно, – неожиданно признался он, – я только одного снегиря и поймал. Парочку чижиков мне дядя на день рождения подарил. А щегла с канарейкой я сам купил.
– А снегиря всё-таки словил, – напомнил Шурка.
– Так я же его специально для снегирихи.
– Какой снегирихи? – наморщил лоб Шурка.
– Которая позапрошлой зимой к нам в подъезд залетела. Она от мороза чуть не околела. Я же тебе показывал.
– А, – вспомнил Шурка, – серенькая такая, на воробья похожа.
– Брюшко у неё тёмно-синее, – уточнил Лера, – а на голове шапочка чёрная, как у конькобежца.
– Надо было её весной на свободу отпустить.
– Так я собирался, а потом прочитал, что нельзя. После клетки птица на воле, как нечего делать, погибнет. Она же не помнит, как корм искать. И человека не боится. Любой может обидеть.
– Точно, – кивнул Шурка. – Речка бы её обязательно зажарил.
– Это почему же? – подозрительно прищурился Лера, решив, что Шурка его разыгрывает.
Но тот был абсолютно серьёзен.
– Да он рассказывал, что сом жареных цыплят обожает. Нацепят такого цыплёнка вместо червяка на крюк с тросом. Привяжут к лодке, и айда кататься по реке, – кивнул Шурка в сторону недалёкого речного изгиба.
Речушка, к которой друзья мало-помалу приближались, звалась в округе Тихоней. Она и вправду была тихой-тихой. Неслышно и неспешно шла из леса меж низких берегов, с которых в зеркальную гладь смотрелись длинные сочные травы. Делала широкий разворот вокруг луга, греясь на песчаной отмели, и вновь скрывалась среди елей да берёз. Воды Тихони, настоянные на травах и опавшей листве, были и сумрачны, и прозрачны. На фоне почерневших листьев, ковром укрывавших дно, порой мелькала стайка полосатых окуньков или проплывала серебристая плотва. В другом месте по золотистому песку незримо шествовали пузатые жемчужницы, оставляя за собой, словно бульдозеры, длинные дорожки.