13 мертвецов - стр. 20

Сам лагерь был небольшим. Всего лишь несколько строений, обнесенных забором из колючей проволоки с вышками и прожекторами. Три длинных барака, маленький домик администрации, казарма для конвоя, кухня и лазарет. Заключенных делили на три роты, каждая из которых располагалась в отдельном бараке, сменяя друг друга в работах на прииске. Солнце, которое не появлялось зимой и не садилось за горизонт летом, стерло привычные понятия дня и ночи. Каждая рота работала и отдыхала в специально отведенные для нее часы. Барак первой роты называли «Германией». После войны здесь держали пленных немцев. Именно они построили лагерь и поселок, начали работы на прииске. В пятидесятом, после очередных переговоров с новым германским правительством, всех немцев отправили домой. Теперь стены «Германии» пестрели надписями на немецком. Бывшие обитатели оставили после себя память. Время от времени лагерники просили Митю перевести надписи. Ему было это приятно: кто-то интересовался им и его знаниями. Немецкий он знал практически идеально.

И много чего еще. Факты биографий, ругательства и пошлые шутки, анекдоты и отрывки из песен, послания далеким друзьям и родным. Даже стихи. Митя, затаив дыхание, часто ходил от стены к стене, в полутьме барака выискивая все новые и новые надписи. Поверх немецких слов и рядом с ними добавлялись фразы на русском и других языках. Митя вычитывал их с азартом золотоискателя. Несмотря на истощенное работами и недоеданием тело, пытливый ум не хотел сдаваться. Требовал нагрузки. Здесь не было ни книг, ни даже газет. Только транспаранты на лагерных воротах да скудная летопись, оставленная заключенными на стенах бараков. В редкие минуты духовного подъема Митя в сокровенных, даже стыдных для самого себя мечтах размышлял, как после освобождения он обязательно напишет книгу с каким-нибудь романтичным названием. Например, «Письма лагерных стен». Красиво. Нечего здесь стыдиться. Что тут такого? Ну, было и было, даже Ленин в царских тюрьмах сидел. Мысли эти заводили его очень далеко. Вот он видит, как приходит к нему следователь из Лефортовской тюрьмы, который вел его дело. Валяется в ногах, просит прощения за крики и побои. Митя его, конечно же, великодушно прощает. Представлял, как отомстит подхалиму-старосте, секретарю комсомола, который наверняка и сдал весь их подпольный кружок эсперантистов. Гад, стукач, предатель чертов. Нет, его-то он не простит никогда. Митя видел себя стареющим профессором, который получает очередную премию, а может, даже Героя Труда. Эх, мечты, обреченно думал Митя, что же вы со мной делаете? Неужели не понимаете, что все бессмысленно? Глупо. Так же, как и надежда.