12 историй о настоящей любви (сборник) - стр. 44

– Не знаю, почему я тебе это вдруг выложила, – проговорила Хейли. – По-моему, я никому об этом больше не рассказывала. Даже самым близким подругам.

Воцарилось неловкое молчание. Мы словно открыли друг перед другом грудную клетку и показали бьющееся сердце. Ну и как после этого вернуться к непринужденной болтовне?

Через несколько секунд Хейли сказала, что ей надо в душ. Я опять сел на диван и открыл книгу, но в голове все крутилась история Хейли. Почему она рассказала ее мне? Потому что я мексиканец? И, скорее всего, вырос в похожем месте? А может, это не имеет ко мне никакого отношения. Мы просто остались одни во всем доме во время снегопада. Вот рассеются тучи, а с ними и этот наш странный сон на двоих растает, словно и не было его никогда.

Я успел раз шестьдесят прочитать один и тот же абзац, но так и не понял, о чем там говорится. Наконец, Хейли вернулась в гостиную. Мокрые волосы, свежий макияж – она была очень хорошенькой.

– Боже, как приятно быть чистой.

– Твоя правда, – преодолев слабость, я оторвал себя от дивана.

– Когда соберешься в ванную, может, сделаешь уже что-нибудь с этими вихрами?

Я стянул шапку.

– С этими-то?

Она подошла и слегка взъерошила мои волосы, застав меня тем самым врасплох.

– Ну, лысина тебе точно не грозит.

Я натянул шапку обратно.

– В общем, если передумаешь насчет ужина – приходи. Можно даже поздно.

– Ладно.

Когда я открыл ей дверь, Хейли снова посмотрела мне прямо в глаза, и у меня опять возникло то самое «непонятное чувство».

– Не понимаю, как звонок домой может растянуться на целый вечер. Но как знаешь, конечно.

Слегка помахав рукой на прощание, ушла.

И только спустя несколько часов я обнаружил, что она оставила в хозяйской ванной полотенце и сумочку с туалетными принадлежностями.

В тот вечер я так и не пошел ужинать к Хейли.

Но и домой не стал звонить.

Я доел шоколадку Майка, осушил целый пластиковый стаканчик водки, поиграл на гитаре в ванной, а потом сделал что-то и вовсе странное: забрался в ванну и уснул. Понятия не имею, почему. Не то чтобы меня срубило на месте. Просто не хотелось идти ни в гостиную, ни в спальню. Я положил гитару Майка на пол, залез в ванну, съехал немного вниз, чтобы опереться головой о край, закрыл глаза и стал размышлять о жизни.

Дома у меня было четкое представление о себе, но здесь, в Нью-Йорке, от него не осталось и следа. Тут все как-то завертелось, вышло из-под контроля. А теперь я вдобавок был чертовски голоден. Кто-то словно выкручивал мои внутренности, как половую тряпку.

Мне хотелось одного: поговорить по душам с мамой, как в старые добрые времена.