12 апостолов блокадного неба - стр. 28
– Значит…
– Ничего не значит, – буркнул оберштурмфюрер, раздосадованный тем, что его мечты поскорее покинуть это гнилое место и вернуться в Берлин разбились о характер советского солдата.
– Приказано избавиться от сброда. И чем скорее, тем лучше. Но мне кажется, что такая смерть слишком легка для выродков. Нагрузите их работой, пусть трудятся день и ночь на благо нашей империи… Ясно?
На следующее утро пленные подверглись жестокому наказанию, которое пережили, увы, не все. Несчастных били, мучили, истязали люди, мнившие себя высшей кастой, венцом творения, которые так и не смогли смириться с позором. Черепа двух умерших узбеков, не переживших кровавой расправы, долгое время «украшали» рабочий стол лагерного врача, голландца Николаса ван Ньювенхаузена, приказавшего пленным собственноручно обезглавить своих товарищей и варить их головы до тех пор, пока те не станут чистыми.
Из героической сотни до весны дожили лишь семьдесят семь человек. Голландский климат, чуждый их родным краям, пагубно отразился на их здоровье, и военнопленные не смогли больше работать. Тогда‑то оберштурмфюрер СС Вехтер вспомнил о приказе министра.
– Нам пора избавиться от советских солдат. Они – отработанный материал и уже неинтересны мне. Чтобы завтра их не было в лагере. Выполнять!
Стоя лицом к лицу с врагом, отважные души, осознавая, что их жизнь на исходе, продолжали являть чудеса стойкости и героизма. Смотря в глаза неприятелю, они пели песнь на родном языке – о Родине, столь далекой и в то же время столь близкой, мысль о которой поддерживала их все эти месяцы, наполняя сердца силой и решимостью.
Пропавший без вести
Майские жуки, словно тяжелые бомбардировщики, грозно жужжали в небесной дали. Ласковый и теплый ветерок играл в нежной листве, наполненный благоуханием распустившихся цветов, воздух пленил и опьянял своей чарующей силой. Ребята, радуясь погожему деньку, в приподнятом настроении бежали в школу, то и дело весело перебрасываясь безобидными шутками.
– Привет, дядя Лексей, – влетая в школьный двор, громко приветствовали странного мужчину, чей возраст оставался загадкой из-за густой бороды, потухших глаз и отрешенного выражения лица. Одет он был всегда в линялые военные штаны, поношенные кирзовые сапоги и потертую гимнастерку, поверх которой зимой носил стеганую фуфайку.
Дворник никогда не отвечал на приветствия ребят, и все же они неизменно приветствовали его день за днем, оставляя без внимания его полное равнодушие. В глубокой задумчивости он продолжал размеренно орудовать метлой, безучастный ко всему.