100 великих россиян - стр. 44

В 1883 г. был закончен другой репинский шедевр «Крестный ход в Курской губернии». Предметом изображения, как это видно из названия, явился праздничный крестный ход в каком-то большом селе. Среди множества персонажей, написанных художником, нет ни одного случайного. Они сгруппированы по определенному замыслу, что, однако, не мешает Репину дать совершенно естественное и правдивое изображение религиозной процессии, просто и убедительно построить толпу. И какая тщательность отделки! На большой картине нет ни одного бездумно наложенного мазка. В огромном шествии отчетливо выписано каждое лицо, не только главных героев, но и дальних планов, причем каждый образ дан с глубокой психологической проработкой. И не только лица – но также руки, ноги и походка – все чрезвычайно выразительно. Каждый персонаж здесь живет своей жизнью и в то же время является органичной частью целого. Картина была сразу оценена современниками, которые увидели в ней один из лучших образов пореформенной России. Третьяков за большую сумму купил «Крестный ход» для своей галереи.

Между тем Репин осваивал все новые и новые сюжеты. В 80-е гг., в разгар народнического движения, он написал несколько работ, посвященных революционерам. Самые сильные из них – «Арест пропагандиста» (1880–1892 гг.) и «Отказ от исповеди» (1885 г.). Но своего высочайшего творческого подъема Репин достиг в картине «Иван Грозный и сын его Иван» (1885 г.), посвященной одному из самых трагических и таинственных эпизодов русской истории – убийству Грозным своего сына. Как всегда, всецело отдавшись своему замыслу, Репин писал «Ивана» в величайшем душевном напряжении. «Я работал как завороженный, – вспоминал он позже. – Минутами мне становилось страшно. Я отворачивался от этой картины. Прятал ее. На моих друзей она производила то же гнетущее впечатление. Но что-то звало меня к этой картине, и я опять работал над нею». Власть его искусства достигает в этом полотне потрясающей силы. Царь изображен спустя несколько мгновений после того, как он нанес роковую рану сыну, в ту минуту, когда к нему приходит осознание чудовищности и безвозвратности совершенного им преступления. Безумные, как бы затянутые бельмом, уже ничего не видящие глаза Грозного, его напряженная рука, едва удерживающая тяжелеющее тело сына, волосы, вставшие дыбом от ужаса, – все это выписано с поистине шекспировской, гениальной мощью. С такой же силой написан царевич: его глаза стекленеют, в пальцах правой руки последнее трепетание жизни, левая рука беспомощно гнется под тяжестью слабеющего тела. Трагизм этой сцены производил на первых зрителей просто ошеломляющее впечатление, да и сейчас она никого не может оставить равнодушным.