100 уроков лидерства А.В. Суворова для бизнеса - стр. 5

22 октября 1742 года двенадцати лет от роду Суворов был записан солдатом в лейб-гвардии Семеновский полк, расположенный в Москве. Эта поздняя запись в военные будет впоследствии часто вспоминаться Суворовым, сильно его огорчая. Дело в том, что многие его сверстники были записаны гораздо раньше и поступали на действительную службу в чинах майоров и капитанов, Александр Васильевич начал действительную военную службу 1 января 1748 года в чине капрала.

Потом, уже став генерал-поручиком и далее генерал-аншефом, Суворов очень ревниво будет следить за продвижением по службе своих соперников, которых он будет вынужден все время догонять: Салтыкова, Репнина, Прозоровского, очень сильно расстроится, когда ни за Рымник, ни за Измаил он не получит долгожданный чин генерал-фельдмаршала. И дело здесь не только и не столько в честолюбии. Чин фельдмаршала давал возможность руководить войсками на всем театре военных действий, раскрыть свой воинский талант во всей его полноте и красоте.

Прошение юного Александра Суворова о зачислении на службу в лейб-гвардии Семеновский полк. 1742 г.

Но нет худа без добра, поступив на службу капралом и оставаясь в нижних унтер-офицерских чинах около пяти лет, Суворов очень хорошо справляется с задачей номер 3, которую поставил себе еще в детстве, – «познать душу русского солдата». Он не пропускает ни одного наряда, ни одного караула (в то время среди дворян был широко распространен обычай нанимать в наряды вместо себя солдат и унтер-офицеров за деньги). Он делит с солдатами еду, спит на тех же постелях, что и они, шутит на их языке. Позже на вопрос «Как же ему удается так необыкновенно влиять на солдат?» он будет отвечать: «Я слишком долго пробыл в нижних чинах».

Во время службы в лейб-гвардии Семеновском полку складывается еще одна замечательная особенность управленческого стиля Александра Васильевича – это строгий баланс личного и служебного. Вот что писал об Александре его непосредственный ротный командир в Семеновском полку:

«Сын ваш по усердию к службе, по знанию ее и по поведению – был первым солдатом во всей гвардии, первым капралом, первым сержантом. Всегда ставили мы его в пример и молодым дворянам и сдаточным, потому что сын ваш не только не хочет отличаться от простых солдат, но напрашивается на самые трудные обязанности службы. Большую часть времени проводит он с солдатами в казармах, и для того только имеет он свою вольную квартиру, чтоб свободно и беспрепятственно заниматься в ней науками. Деньги, которые вы присылаете, издерживает он только на помощь солдатам, на книги и на учителей, и с усердием посещает классы Сухопутного шляхетского кадетского корпуса в часы преподавания военных наук. Никогда, подобно другим дворянам, не нанимал он за себя других солдат или унтер-офицеров на службу, а, напротив, ходил в караул за других. Для него забава стоять на часах в ненастье и в жестокую стужу. Простую солдатскую пищу предпочитает он всем лакомствам. Никогда не позволяет он солдатам, которые преданы ему душою, чистить свое ружье и амуницию, называя ружье своею женою. Когда солдаты, которым он благодетельствует, просят его позволить им сделать что-нибудь для него угодное – он принимает от них только одну жертву, а именно, чтобы они для забавы поучились фронту и военным эволюциям под его командой. Несколько раз заставал я его на таком ученьи, когда он, будучи еще рядовым, командовал несколькими сотнями. Хотя это учение было только игрой, но он занимался им с такою важностию, будто был полковым командиром – и требовал от солдат даже более, нежели мы требуем на настоящем учении. У него только одна страсть – служба, и одно наслаждение – начальствовать над солдатами! Не было исправнее солдата, зато и не бывало взыскательнее унтер-офицера, чем ваш сын! Вне службы – он с солдатами за панибрата, – а на службе неумолим. У него всегда одно на языке: дружба дружбой, а служба службой! Не только товарищи его, но и мы, начальники, – почитаем его «чудаком». Когда я спросил однажды у него, отчего он не водится никогда ни с одним из своих товарищей, но даже избегает их общества, он отвечал: «У меня много старых друзей: Цезарь, Ганнибал, Вобан, Кегорн, Фолард, Тюренн, Монтекукули, Раллен… и всех не вспомню. Старым друзьям грешно изменять для новых». Товарищи его, которых он любит более других, сказывали мне, что от него никак не добиться толку, когда спрашивают его мнение о важных лицах или происшествиях. Он отвечает всегда шуткою, загадкою или каламбуром и, сказав «учись», прекращает разговор».