100 грамм предательства - стр. 34
– Ну и ну… – рядом вырастает Тина.
– Боишься запачкаться? – не удерживаюсь я от шпильки.
Тина фыркает и оставляет меня без ответа.
– Помёт мне в рот! Вот это да… – Бубба даже присвистнул. – Как ты додумалась до такого укрытия?
– И правда, как? – Фолк отряхивает штаны, оглядываясь.
– Просто я уже так делала… – сообщаю я, а их лица вытягиваются от удивления. – Давно. Нас тогда повели из Питомника на экскурсию в Храм. Не в этот, там, на Бугре. – я машу рукой туда, где по моим представлениям находится мой Питомник. – Так вот, я поспорила, что влезу в чашу. И влезла.
Как у меня тогда тряслись руки, решаю умолчать, чтобы не портить впечатление о самой истории.
– А на что спорили-то?
– На еду, конечно, на что же ещё?
***
Минуты ползут бесконечно долго, складываются в часы, те – в дни, а последние – в годы. Мы торчим в чаше уже несколько часов, дожидаясь, пока стемнеет. Я никогда не отличалась терпением. Пожалуй, если только в работе протирщика. Каждый экспонат, побывавший у меня в руках, будь то запретная вещь или выставочный экземпляр были тщательно протёрты и выставлены по всем правилам.
Но сидеть здесь просто невыносимо. Если бы ещё моих новых знакомых получилось бы вызвать на разговор… Но все мои вопросы остаются без ответа или в лучшем случае никакой информации в себе не несут:
– Придёт время – узнаешь…
– Много будешь знать, быстро подохнешь…
Больше я ни о чём не спрашиваю – всё равно не ответят. Наблюдаю исподлобья за своими спасителями, стараясь догадаться по каким-то деталям, кто они всё-таки такие. Рассматриваю их одежду – такую же серую, как и моя собственная. Да и габариты говорят сами за себя.
Однако это никак не объясняет откуда они взялись и чем занимаются на самом деле. И остаётся главный вопрос – что станет со мной дальше в городе, где все зависят от статуса Внешности и без сканера шагу нельзя ступить?.. Ощущаю себя Гаем из той самой книжки.
Интересно, что с ним всё-таки стало после побега? И что будет со мной?..
Снова поглядываю на эту странную троицу. Они ведут себя совершенно невозмутимо. Фолк сидит, скрестив ноги, и ковыряет перочинным ножиком шершавую поверхность чаши, словно пытаясь её разрушить. Тина уткнулась в колени и ни на кого не смотрит. Все молчат, и только Бублик время от времени сокрушается, что есть нечего.
– Я растущий организм, между прочим… Мне нужна еда, помёт те в рот!
От его причитаний мой собственный желудок сжимается до размеров грецкого ореха. Вот бы накормить его хоть чем-то.
– Бубб, заткнись, а? – просит Фолк. – Мы ведь торчим здесь по твоей милости. Послушал бы меня, уже бы были на месте.